В последнее время приходится все чаще участвовать в разных собраниях, темой которых становится судьба Екатеринбурга. Где-то разговоры о брендинге, где-то о развитии территории, где-то о будущем полуторамиллионного города… Суммарное ощущение от всех разговоров – как в вагоне с плотно зашторенными окнами, который никуда не едет, но который специально обученная бригада старательно раскачивает снаружи. В результате мерно повторяющегося «быдымц-быдымц» возникает сладкая иллюзия пути. Кажется, что вот еще немного – и город наш расцветет дивными цветами невообразимой архитектуры и запахнет амброзией культурного прогресса…
Не расцветет. И не запахнет. Почему? – Да потому, что ничто не цветет и не пахнет просто так, лишь оттого, что кому-то приятно тешить себя беспричинной перспективой цветения. Чтобы нечто расцвело и запахло, его надо, как минимум, знать и понимать. Если перед нами заботливо посаженный в почву росток, то мы можем возлагать на него надежды, можем верить, что он в свое время расцветет. Гарантий, конечно, нет, но, при условии должного ухода, есть достаточные основания. Если же перед нами полуистлевшее бревно, то ожидание его цветения – из области фантазийного бреда.
Понимаем ли мы - про что наш город?.. Вот Петербург – про империю. Амстердам – про свободу. Венеция – про любовь. А Екатеринбург?... Про что этот город?
Я вам скажу: ЭТОТ ГОРОД – ПРО ОТСУТСТВИЕ ЛЮБВИ. На самом деле, я повторяю это уже несколько лет подряд. Но никто не слышит. Точнее, не хочет слышать. Всякий город – живой организм. И у него, как у всякого живого организма есть свой генокод, своя генетическая программа, изменить которую вот так произвольно, какими-то нашими сиюминутными иллюзорными измышлениями и благоглупостями невозможно. Это то большое, что выходит за пределы нашей личной жизни, и даже за пределы жизни наших детей и родителей. Город не станет иным от того, что лично я здесь и сейчас хотел бы видеть его другим. Город не есть созданный мною текст. Но он есть текст, который может с помощью меня проговариваться…
Екатеринбург был создан в определенных целях и с определенным смыслом. Если что-то и определяло его сущность на протяжении трех столетий, то это ВОЙНА. Война. Но никак не любовь. Именно война в последние три века была главным заказчиком и потребителем уральской индустриальной матрицы и созданной под ее влиянием подневольной производственной инфраструктуры. Война ушла, перестала потреблять продукты деятельности екатеринбургских предприятий оборонного комплекса. Но инфраструктура-то осталась. Оборонный комплекс сохраняется как психоаналитическая категория. И сегодня, в мирное время, наш город раздираем оборонными комплексами. Оборонный комплекс – главный мотив психологии коренного екатеринбуржца. Как обиженный ребенок, город продолжает жить в позе хронического резистанса. Его сопротивление – не ответное, а всегда превентивное, опережающее, исходящее из предположения, что вокруг враги.
Война ушла, обессмыслив позу вечного сопротивления, лишив ее оправданного исторического пафоса. Утратив героическую окраску, привычка города к разговору языком резистансных жестов обнажает оборотную сторону оборонного комплекса – ОБИДУ и ЗАВИСТЬ как структурообразующие мотивы екатеринбургского характера (а, значит, неизбежно – и имиджа).
Когда война заканчивается, наступает время любить. Но екатеринбургский житель этого не умеет, он не знает, как возможно любить свой город, у него нет этого в историческом опыте. Вся его жизнь прошла в закрытом городе НЕЛЮБВИ и в представлении о том, что где-то далеко есть иные, прекрасные города, созданные для любви. Новая ситуация для него предельно дискомфортна, и потому он продолжает протаскивать в будущее свою индустриальную ментальность, промысливая все что угодно в категориях производства и потребления, плодя фантомы новых индустрий вместо того, чтобы убить в себе индустриала. Городское сообщество вытесняет в сферу коллективного подсознания саму идею смерти индустриализма и индустриального урбанизма. Ибо это воспринимается им как тождество собственной смерти…
Начать любить – значит сначала умереть. Умереть в прежнем качестве. Вот почему главная темя будущего нашего города, его судьбы, его исторического шанса – это тема смерти. Город должен промыслить, проговорить, прожить эту тему, чтобы изменить себя, свой генокод, чтобы стать иным. И только тогда смогут начать формироваться причины иного развития. Только тогда появятся реальные основания ожидать в перспективе цветения и запаха амброзии…
Не расцветет. И не запахнет. Почему? – Да потому, что ничто не цветет и не пахнет просто так, лишь оттого, что кому-то приятно тешить себя беспричинной перспективой цветения. Чтобы нечто расцвело и запахло, его надо, как минимум, знать и понимать. Если перед нами заботливо посаженный в почву росток, то мы можем возлагать на него надежды, можем верить, что он в свое время расцветет. Гарантий, конечно, нет, но, при условии должного ухода, есть достаточные основания. Если же перед нами полуистлевшее бревно, то ожидание его цветения – из области фантазийного бреда.
Понимаем ли мы - про что наш город?.. Вот Петербург – про империю. Амстердам – про свободу. Венеция – про любовь. А Екатеринбург?... Про что этот город?
Я вам скажу: ЭТОТ ГОРОД – ПРО ОТСУТСТВИЕ ЛЮБВИ. На самом деле, я повторяю это уже несколько лет подряд. Но никто не слышит. Точнее, не хочет слышать. Всякий город – живой организм. И у него, как у всякого живого организма есть свой генокод, своя генетическая программа, изменить которую вот так произвольно, какими-то нашими сиюминутными иллюзорными измышлениями и благоглупостями невозможно. Это то большое, что выходит за пределы нашей личной жизни, и даже за пределы жизни наших детей и родителей. Город не станет иным от того, что лично я здесь и сейчас хотел бы видеть его другим. Город не есть созданный мною текст. Но он есть текст, который может с помощью меня проговариваться…
Екатеринбург был создан в определенных целях и с определенным смыслом. Если что-то и определяло его сущность на протяжении трех столетий, то это ВОЙНА. Война. Но никак не любовь. Именно война в последние три века была главным заказчиком и потребителем уральской индустриальной матрицы и созданной под ее влиянием подневольной производственной инфраструктуры. Война ушла, перестала потреблять продукты деятельности екатеринбургских предприятий оборонного комплекса. Но инфраструктура-то осталась. Оборонный комплекс сохраняется как психоаналитическая категория. И сегодня, в мирное время, наш город раздираем оборонными комплексами. Оборонный комплекс – главный мотив психологии коренного екатеринбуржца. Как обиженный ребенок, город продолжает жить в позе хронического резистанса. Его сопротивление – не ответное, а всегда превентивное, опережающее, исходящее из предположения, что вокруг враги.
Война ушла, обессмыслив позу вечного сопротивления, лишив ее оправданного исторического пафоса. Утратив героическую окраску, привычка города к разговору языком резистансных жестов обнажает оборотную сторону оборонного комплекса – ОБИДУ и ЗАВИСТЬ как структурообразующие мотивы екатеринбургского характера (а, значит, неизбежно – и имиджа).
Когда война заканчивается, наступает время любить. Но екатеринбургский житель этого не умеет, он не знает, как возможно любить свой город, у него нет этого в историческом опыте. Вся его жизнь прошла в закрытом городе НЕЛЮБВИ и в представлении о том, что где-то далеко есть иные, прекрасные города, созданные для любви. Новая ситуация для него предельно дискомфортна, и потому он продолжает протаскивать в будущее свою индустриальную ментальность, промысливая все что угодно в категориях производства и потребления, плодя фантомы новых индустрий вместо того, чтобы убить в себе индустриала. Городское сообщество вытесняет в сферу коллективного подсознания саму идею смерти индустриализма и индустриального урбанизма. Ибо это воспринимается им как тождество собственной смерти…
Начать любить – значит сначала умереть. Умереть в прежнем качестве. Вот почему главная темя будущего нашего города, его судьбы, его исторического шанса – это тема смерти. Город должен промыслить, проговорить, прожить эту тему, чтобы изменить себя, свой генокод, чтобы стать иным. И только тогда смогут начать формироваться причины иного развития. Только тогда появятся реальные основания ожидать в перспективе цветения и запаха амброзии…