В макро-масштабе планеты, страны, региона или города деньги – материя сколь значимая, столь же и невидимая. Присутствие денег в мире (если не считать скромное, хотя и физически реальное, содержимое кошельков) носит всё более виртуальный характер. Между тем, в пространстве города образная визуализация денег – их наличия, оборота, концентрации, работы – всегда была важной символической задачей (преимущественно, для власти). Особую важность визуализация денег, их энергии, силы и возможностей приобретает в контексте всенародно значимых событий. Наиболее показательны в этом отношении городские праздники.
С древнейших времен деньги включены в структуру городского праздничного события. Наиболее архаические, восходящие к доурбанистическому язычеству формы праздничного явления денег – различные ритуалы разбрасывания мелочи нищим или осыпание толпы мелкими монетами (как это, к примеру, мог делать очередной древнеримский триумфатор). Позже присутствие денег в контексте городского праздника приняло иные, менее прямолинейные, символически редуцированные формы. При этом семантика городского праздника (особенно, в истории христианской культуры) все более определялась ценностями и нормами религиозной и общественной нравственности.
Деньги, а, точнее, заместившие их символические образы оказались включены в визуальный дискурс общественной морали, в дискурс отношений порока и добродетели. И в связи с этим принципиально изменилась не только этика праздничного явления денег, но и их поэтика как элемента праздничного события. Все меньшая этическая уместность открытого присутствия денег привела к замещению денег разнообразными праздничными украшениями, зрелищами и аттракционами.
Развитие городов и городских праздников на протяжении веков было связано с аккумуляцией денежных ресурсов, визуализировавшихся в виде праздничного убранства и торжественных символов городского богатства. Экстремальные формы демонстрации денежного изобилия дает пример современной Москвы. В контексте столичных всенародных праздников последних лет поэтика денег и отвечающие ей формы визуализации праздничности выражают политические ценности имперского величия, вступая в противоречие со смыслами морального содержания праздника, со смыслами традиционного дискурса порока и добродетели.
Особо острое и судьбоносное преломление поэтика денег получила в самое последнее время в связи с глобальной пандемией коронавируса Covid-19. Привычный дискурс порока и добродетели, визуализировавшийся в заместительных образах городского праздника, вдруг, в одночасье испытал неожиданный фундаментальный перелом. Ситуация вынужденной длительной изоляции исключила из жизни городские праздники с их людскими толпами, массовыми гуляниями и дорогостоящей визуализацией духа праздничности, духа «победы добродетели над пороком».
Жизнь, в том числе и праздничная, ушла в виртуальную реальность, по-новому артикулировав поэтику денег. «Кэш» вдруг в буквальном смысле стал носителем зла: денежные купюры и металлическая мелочь оказались одним из средств распространения смертельного вируса. Даже, казалось бы, добродетельно приходящие на помощь горожанам банковские карты в условиях жесткого карантинного заключения стали потенциально опасны. Все материальные виды денег оказались «агентами зла», токсичным активом, требующим предварительного физического обеззараживания. Эта невольная метафора очень важна в этико-символическом смысле, в смысле перспектив изменения образа денег в мире.
В возникших условиях знаменосцем всеобщего спасения выступил абсолютный «безнал» – незримый и вездесущий, как Святой дух. Беспрецедентно активизировавшийся безналичный оборот очертил новую семиотическую реальность. Невидимость процессов безналичного оборота сделала банки, компании интернет-торговли и виртуальных услуг, дистанционные сервисы главными активаторами народного воображения в вопросе образности денег. Государство, ранее выступавшее в этом безусловным монополистом, повсеместно и ощутимо теряет свои прежние позиции. Исправить эту ситуацию власть может лишь через актуализацию древнего архетипа городского праздника с его щедрым осыпанием деньгами попавшего в безвыходное положение населения.
И тут государства обнаруживают поистине человеческую разницу характеров. Одни – демократические, социальные, реально зависимые от своего электората – открывают невидимую резервную кубышку и жестом сеятеля (точнее, Триумфатора) рассыпают безвозмездную финансовую помощь – компенсации, субсидии, льготы и т.п., отчетливо понимая это как залог национального самосохранения. Другие – авторитарные, вороватые и прижимистые, не испытывающие перед подданными никакого комплекса ответственности – ведут себя подобно бальзаковскому Гобсеку, превратившему бесконечное накопление в смысл жизни. И эти расходящиеся вектора с неожиданной ясностью рисуют картину жизни денег как реального отражения глобального противостояния порока и добродетели, освобождая при этом смыслы городских праздников от лицемерного камуфляжа и вливая в них новое содержание.
С древнейших времен деньги включены в структуру городского праздничного события. Наиболее архаические, восходящие к доурбанистическому язычеству формы праздничного явления денег – различные ритуалы разбрасывания мелочи нищим или осыпание толпы мелкими монетами (как это, к примеру, мог делать очередной древнеримский триумфатор). Позже присутствие денег в контексте городского праздника приняло иные, менее прямолинейные, символически редуцированные формы. При этом семантика городского праздника (особенно, в истории христианской культуры) все более определялась ценностями и нормами религиозной и общественной нравственности.
Деньги, а, точнее, заместившие их символические образы оказались включены в визуальный дискурс общественной морали, в дискурс отношений порока и добродетели. И в связи с этим принципиально изменилась не только этика праздничного явления денег, но и их поэтика как элемента праздничного события. Все меньшая этическая уместность открытого присутствия денег привела к замещению денег разнообразными праздничными украшениями, зрелищами и аттракционами.
Развитие городов и городских праздников на протяжении веков было связано с аккумуляцией денежных ресурсов, визуализировавшихся в виде праздничного убранства и торжественных символов городского богатства. Экстремальные формы демонстрации денежного изобилия дает пример современной Москвы. В контексте столичных всенародных праздников последних лет поэтика денег и отвечающие ей формы визуализации праздничности выражают политические ценности имперского величия, вступая в противоречие со смыслами морального содержания праздника, со смыслами традиционного дискурса порока и добродетели.
Особо острое и судьбоносное преломление поэтика денег получила в самое последнее время в связи с глобальной пандемией коронавируса Covid-19. Привычный дискурс порока и добродетели, визуализировавшийся в заместительных образах городского праздника, вдруг, в одночасье испытал неожиданный фундаментальный перелом. Ситуация вынужденной длительной изоляции исключила из жизни городские праздники с их людскими толпами, массовыми гуляниями и дорогостоящей визуализацией духа праздничности, духа «победы добродетели над пороком».
Жизнь, в том числе и праздничная, ушла в виртуальную реальность, по-новому артикулировав поэтику денег. «Кэш» вдруг в буквальном смысле стал носителем зла: денежные купюры и металлическая мелочь оказались одним из средств распространения смертельного вируса. Даже, казалось бы, добродетельно приходящие на помощь горожанам банковские карты в условиях жесткого карантинного заключения стали потенциально опасны. Все материальные виды денег оказались «агентами зла», токсичным активом, требующим предварительного физического обеззараживания. Эта невольная метафора очень важна в этико-символическом смысле, в смысле перспектив изменения образа денег в мире.
В возникших условиях знаменосцем всеобщего спасения выступил абсолютный «безнал» – незримый и вездесущий, как Святой дух. Беспрецедентно активизировавшийся безналичный оборот очертил новую семиотическую реальность. Невидимость процессов безналичного оборота сделала банки, компании интернет-торговли и виртуальных услуг, дистанционные сервисы главными активаторами народного воображения в вопросе образности денег. Государство, ранее выступавшее в этом безусловным монополистом, повсеместно и ощутимо теряет свои прежние позиции. Исправить эту ситуацию власть может лишь через актуализацию древнего архетипа городского праздника с его щедрым осыпанием деньгами попавшего в безвыходное положение населения.
И тут государства обнаруживают поистине человеческую разницу характеров. Одни – демократические, социальные, реально зависимые от своего электората – открывают невидимую резервную кубышку и жестом сеятеля (точнее, Триумфатора) рассыпают безвозмездную финансовую помощь – компенсации, субсидии, льготы и т.п., отчетливо понимая это как залог национального самосохранения. Другие – авторитарные, вороватые и прижимистые, не испытывающие перед подданными никакого комплекса ответственности – ведут себя подобно бальзаковскому Гобсеку, превратившему бесконечное накопление в смысл жизни. И эти расходящиеся вектора с неожиданной ясностью рисуют картину жизни денег как реального отражения глобального противостояния порока и добродетели, освобождая при этом смыслы городских праздников от лицемерного камуфляжа и вливая в них новое содержание.